07.11.2022

Причудливость российской федеративной конструкции остается во многом не понятой экспертным сообществом. Зато она эмпирически, практически усвоена реальными акторами регионального политического процесса. Источником легитимности (политического признания) глав субъектов выступает Президент Российской Федерации, в то время как региональное сообщество в качестве избирателей придает региональной власти легальность (законность) через электоральную процедуру. Такое решение проблемы легальности и легитимности работает с редкими исключениями, каждое из которых показывает неустойчивость альтернативных решений (легитимность от избирателя, легальность от президента) и их ограниченный во времени характер. Назначенные Президентом «временные и.о.» должны пройти процедуру легализации через выборы, в ходе которой президентское кадровое решение становится источником подлинной легитимации. И наоборот, местные правители, получившие легитимность от избирателя (минуя президентскую волю), могут вписаться в федеративную конструкцию лишь при условии последующей легитимации из Кремля.

Ошибкой, однако, было бы считать, что такой порядок делает субъектность региональной власти политико-правовой фикцией. Регионы, действительно, являются субъектами Российской Федерации – автономными носителями политической воли. Вопрос заключается в том, для чего, с какими целями на уровне регионов президентской властью учреждаются политические субъекты. Возможно, свет на этот вопрос (хоть и не слишком яркий) проливает христианское богословие. Как известно, Всемогущему Богу для реализации высшего замысла понадобились не объекты – вроде божественных машин, описанных средневековой астрономией под именем небесных тел, – а полноценные субъекты: люди и ангелы. Причем ангелы, согласно учению Церкви, образуют иерархию, которая используется Богом для управления миром. Часть этого сонма, имея свободную волю, восстает против Творца, часть же, не участвуя в управлении Вселенной, предстоит у божественного престола, восславляя Его Величие. Однако существенная часть небесных духов как-то участвует в спасении мира. Впрочем, поручения, исполняемые ангелами, довольно таинственны. Так же действует российское государство: оно творит субъектов власти для решения особых вопросов – тех, которые не могут быть решены исключительно при помощи бюрократических и силовых машин. Причем очевидно, что в условиях радикальных трансформаций всей внутренней и глобальной политики субъекты власти меняют свой функционал: некоторые из них объем функций наращивают, другие же обнаруживают дисфункцию.

Репетицией испытаний 2022 года стала для глав регионов и их команд пандемия коронавирусной инфекции, когда были проявлены потенциалы субъектов региональной власти. Безусловно, в этот момент президентская власть испытывала потребность в распределении ответственности за сложные и непопулярные решения. Субъектам Федерации было предложено самостоятельно справиться с вызовом нелояльности населения (в свете общероссийской властной конструкции здесь видится безупречная логика). И оценивать результаты этой сложной политической игры нужно, пожалуй, не по рейтингам популярности губернатора, а скорее по твердости статус-кво; критерием успеха я бы считал нейтральное, «нулевое» положение губернатора в общественном сознании на конец 2021 года. Власть, исполнившая непопулярные меры и оставшаяся обществом «не замеченной», продемонстрировала свою устойчивость.

В стабильном, рутинном состоянии главы субъектов выполняют роль модераторов локальных элит – групп, контролирующих ресурсы региона. Глава субъекта Федерации модерирует межэлитные отношения, а также отношения между элитами и неэлитами (населением), между региональными элитами и централизованным государством. Роль такого модератора дает от региона к региону совершенно различные потенциалы и полномочия. Есть регионы с очень сильными элитами, примером чему служит Свердловская область, экономические хозяева которой активным образом управляют всем: от геологоразведки в регионе до городской культурной политики. Здесь роль команды губернатора оказывается весьма двусмысленна: трудно модерировать эффективных хозяев региона. В иных землях (не станем здесь их называть, едва ли их не большинство в России) региональные элиты столь слабы и/или бездарны, что и губернатору трудно проявить субъектность: поле модерации здесь почти отсутствует. В промежутке находятся такие регионы как Пермский край: элиты здесь достаточно сильны, но не занимаются стратегическим управлением. Сюжет модерации элит хорошо известен политологам-регионоведам и телеграм-обозревателям. Во всяком случае пермские телеграм-каналы обсуждают в качестве политического процесса исключительно конфликты и союзы губернатора Дмитрия Махонина с региональными элитными акторами.

В роли элитных модераторов главы регионов должны быть хорошими макиавеллистами (эффективными и часто циничными тактиками), что действительно востребует субъектов, а не сколь угодно сложные машины управления. Субъектность, однако, требуется региональным командам и в других делах государства, которыми по каким-то причинам не занимается Кремль. В то же время крайне редко занимаются ими субъекты Федерации. Одной из таких сфер является внешнеэкономическая активность. В СССР, имевшем государственную монополию на внешнюю торговлю, было два внешнеполитических ведомства: МИД и «Внешторг» (Министерство внешней торговли). С упразднением монополии за ненадобностью был – без передачи функций МИДу – ликвидирован и «Внешторг». Ведомство Сергея Лаврова занимается международной экономической стратегией постольку-поскольку. Серьезные полномочия находятся у регионов, которые имеют и право и обязанность выстраивать стратегические экономические отношения с внешним миром (особенно с участием среднего и средне-крупного бизнеса). Весьма активно реализуют в международном поле свою субъектность традиционно мусульманские регион: Чеченская Республика, Республика Татарстан. Наиболее продвинутые субъекты Федерации непременно будут встраивать в свои высшие аппараты (администрации глав, министерства) какие-то локальные аналоги «Внешторга». Это сложная и творческая задача, решение которой затруднено еще и размытостью позиции федерального центра по вопросу объема полномочий, данных субъектам в международной сфере (ведь не бывает чистой экономики, всякая крупная сделка требует дипломатии и, как минимум, обеспечения безопасности).

Укажу и на другой полюс политической жизни, где ощущается недостаток субъектов. Речь идет, как ни странно, об идеологии. Президент России Владимир Путин регулярно выступает с развернутыми концептуальными высказываниями, обозначая стратегические вопросы и аксиологические контуры своей политики. Разрыв стратегических коммуникаций происходит в месте предполагаемого диалога политического лидера с политически мыслящим меньшинством. У нас есть толковые комментаторы, интерпретаторы Путина для масс-медиа. Однако его тексты остаются не обсужденными в стратегических аспектах. Российская политическая оппозиция установила внутренний запрет на обсуждение месседжей власти по существу, предложив две заведомые концепции всякого путинского высказывания: 1) «это демагогия», 2) «это сумма административной глупости». Яркая в политическом отношении «элита спецоперации»: Сергей Суровикин, Рамзан Кадыров, Евгений Пригожин, даже Дмитрий Медведев – очевидным образом не играют на интеллектуальном поле, создавая мобилизационный накал информационного пространства. Фракционные лидеры, парламентские ораторы давно капитулировали перед стратегическими вопросами, требующими ответственных решений. Темы глобального антиколониального сопротивления, межстранового равенства, «ценностей» вместо «правил» – всё это нуждается в детализации и рефлексии, в том числе критической. Владимир Путин превратился в единственного политического интеллектуала в России, публично говорящего о мироустройстве и глобальных проблемах. Собеседники Путина должны обнаружиться среди наделенных властью субъектов, способных понять практический смысл высказываний лидера и дать практические же ответы на его вопросы. В частности, региональные Внешторги должны развивать антиколониальную повестку Владимира Путина.

В заключение о перспективах. С некоторых позиций дело представляется таким образом, что федеральному центру не нужна Федерация как набор политических субъектов, что центр предпочел бы хорошо работающие силовые и бюрократические машины. В действительности, верховная власть остро нуждается в агентах управления страной, однако концепция этого управления глубоко противоположна фрагментации на самоуправляемые зоны. Субъекты власти в рамках построенной нами системы решают множественные нелинейные задачи, передоверяемые им от команды Президента. И если субъекты Федерации не возьмут на себя нетривиальные нагрузки, порожденные событиями 24 февраля 2022 года, то этим займутся другие субъекты. Вставшие перед страной задачи должны быть и будут решены при любом, в том числе самом неблагоприятном сценарии развития событий, исключая разве что апокалиптический.

Илья Роготнев (Пермь)